Журнал был основан в 1975-м Шведской академией, Академией художеств и Музыкальной академией с целью навести мосты между этими видами искусств. В 1989 году я стал вместе с поэтом Гуннаром Хардингом одним из двух главных редакторов этого журнала. Иосиф, разумеется, не мог его читать, но ему нравилось направление и эстетически привлекательное оформление. Согласно его мнению, ничего подобного не существовало в других странах. Поэтому он несколько раз высказал мысль, что хорошо бы издавать этот журнал и на других языках. Мы с Хардингом сочувствовали этой идее, но проект был дорогим и требовал бы отдельного финансирования. Так как слово Иосифа имело немалый вес, я спросил его, не хотел бы он представить свой проект прямо Шведской академии, которая являлась главным спонсором среди трех академий. Он охотно согласился.
В 1994 1998 годах пять номеров журнала «Artes» ежегодно выходили по-английски. Это была заслуга Бродского.
В стокгольмском ресторане после раздачи автографов в книжном магазине. Иосиф говорит, что Нобелевскую премию надо давать только тем, кто внес в литературу что-то новое. Я пошутил: «Иосиф, осторожно, вы же эту премию получили. Что вы внесли нового в русскую литературу?» Иосиф после короткого раздумья, смеясь: «Неприличие».
На повороте к аэропорту Иосиф смотрит в окно лимузина и произносит с тоской в голосе несколько слов по латыни: «Semper domestica silva», которые сразу переводит на русский: «Повсюду родной лес». Из Овидия или Вергилия, он говорил, но я уже не помню и, к сожалению, цитату не смог найти. Была ли эта «радость узнавания», говоря словами Мандельштама, предвестьем «откровения», которое посетит его в Тильской галерее следующим летом?
Двенадцатого декабря 1987 года по пути в стокгольмский аэропорт. Накануне состоялся официальный ужин в королевском дворце. До этого Иосиф пошутил, что отомстит королю за то, что должен второй раз надеть фрак. Как? «Вопросом о Кьеркегоре». Когда я спросил его мнение об ужине у короля, он ответил: «Это было даже не из сказки». Иосиф сидел рядом с королевой, которая ему очень понравилась («Красивая к тому же»). В искренности его энтузиазма нельзя было усомниться. Я спросил о здоровье. «Тьфу-тьфу-тьфу», сердце в порядке, но он устал. «Вы можете утешить себя тем, что это [Нобелевская премия] не будет клише», говорю я, намекая на его идею об искусстве как противоположности клише. Он улыбается.
Впервые после 1967 года его стихи были опубликованы в Советском Союзе в декабрьском номере «Нового мира». Я поздравляю Иосифа, но он недоволен подборкой, которая не соответствует его инструкциям. Я говорю что-то о том, что надо все-таки понимать сложность ситуации и что редакторы, наверно, сделали все, что могли. Он смотрит в окно на черную воду и спрашивает риторически, уставшим голосом: «Сколько можно понимать?»
Девятого декабря 1987 года в лимузине после приема в Шведской академии, по пути к Драматическому театру, где должно было состояться действо, составленное из стихов и прозы Иосифа и моей беседы с ним.
Реакция была характерной для Иосифа, который легко восторгался фразой или остротой, которую справедливо или несправедливо находил удачной.
Иосиф. Тем более.
Я. A я не чувствую особенно, что провинился…
Иосиф (громко смеясь). Молодец, Бенгт, замечательно! Вот годы изучения этой культуры! Эта фраза покрывает все. Если вы чувствуете, что вы когда-то чем-то провинились передо мной, этой фразой вы все искупили.
Я. Вопрос обсуждается, как смерть вождя.
Иосиф. Единственно, что там еще не сообщили официально о премии.
Когда 22 октября 1987 года было объявлено о присуждении Нобелевской премии по литературе, Иосиф жил у пианиста Альфреда Бренделя в Лондоне. Я сразу позвонил туда, чтобы поздравить его, а через три дня связался с ним опять, на этот раз чтобы рассказать, что Виталий Коротич, главный редактор «Огонька», отозвался положительно о премии Бродскому в беседе с корреспондентом стокгольмской газеты «Dagens Nyheter». Это было интересно, поскольку отзыв Коротича свидетельствовал об отношении к награждению в «либеральных» кругах. В советской печати на тот момент еще не появилось ни строчки на этот счет. Последовал диалог, который я записал сразу, как только положил трубку.
«Тот, кто ищет в этой книге систематический разбор творчества Бродского, будет разочарован, пишет автор в послесловии, хотя некоторые главы касаются эстетических вопросов. Биографией эта книга тоже не является хотя содержит краткую историю жизни поэта до высылки его из СССР в 1972 году. Я пишу о том, что было в судьбе и творчестве Бродского интересным для меня лично. Тем не менее я хочу надеяться, что эти разрозненные заметки о большом поэте и противоречивом человеке образуют узор, поддающийся пониманию». К этому мало что можно прибавить, книга Янгфельдта действительно проходит не по ведомству биографии или литературоведения, но скорее эссеистики. Многое в ней явным образом предназначено больше для западного читателя или для русского, но впервые услышавшего о Бродском. В то же время заметки Янгфельдта, относящиеся ко времени его собственного знакомства с Бродским а в последние десять лет жизни поэта автор книги общался с ним почти ежегодно, создают образ, отчасти знакомый нам по воспоминаниям русских современников, но все же отличающийся. Мы публикуем небольшой фрагмент книги с разрозненными записями, в основном относящимися к концу восьмидесятых началу девяностых годов прошлого века.
Перевод со шведского А. Нестерова
Бенгт Янгфельдт. Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском. М.: Corpus, Астрель, 2011
OPENSPACE.RU публикует отрывок из только что вышедшей книги шведского слависта об Иосифе Бродском
Бенгт Янгфельдт. Язык есть Бог
ЛитСнаб.ru. Литература+ » Бенгт Янгфельдт. Язык есть Бог
Комментариев нет:
Отправить комментарий